Глава № 6

После сытного ужина Егор, позевывая, уходит к себе в комнату, а мы с Яром сидим в обнимку в гостиной и смотрим, как пляшет огонь в камине. Мне не жарко, несмотря на то, что за окном лето, а у нас камин, настоящий, трепещущий пламенем, и так близко, что протяни руку – обожжет. Думаю, все дело в кондиционере.

Но удивительно, что не возникает плохих ассоциаций из-за недавних событий. Такое ощущение, что все идет правильно, что не было ни пожара, ни запаха от пластиковых сумок с моими вещами, ни пугающего ненавистью взгляда мальчика.

Наверное, потому, что со мной Яр.

Мне уютно с ним, безопасно и вообще… удобно вот так, вертеть в руке бокал с вином, урожая не помню какого года, цедить один глоток в час и наслаждаться аурой силы, чувством защищенности и живым теплом человека, который еще несколько дней назад был чужим, неожиданно вошел в мою жизнь и остался.

Бывший чужой, но теперь мой, по сути и перед законом.

Мой, а я так мало о нем знаю. Все еще мало. Он неохотно говорит о себе, да и то не говорит, а отшучивается. Да, богат, неприлично богат – стерпишь? И смотрит притворно жалостливо, словно из-за денег я могу выгнать его из собственного дома, как кота подзаборного.

– То, что ты богат, мы еще в день знакомства выяснили, – напоминаю ему.

– Ах, ну да, Армани, Стефано Риччи и мои часы с бриллиантами.

Я сижу спиной к нему, но одна из рук Яра обнимает мою талию и я могу еще раз полюбоваться черными камнями на часах.

– Так все-таки бриллианты? – спрашиваю.

– Все-таки я неприлично богат, – улыбается мне в шею, и щекочет дыханием.

Я вытягиваю руку, кручу в свете камина свое кольцо.

– А у меня камень красивей, – хвастаюсь.

Яр отстраняется, настроение его резко падает, и мне приходится быстренько исправлять положение. Поворачиваюсь, целую лицо, целую брови, веки, медленно подкрадываюсь к губам и, чуть помедлив, встречаю потемневший взгляд.

– Кольцо красивое, – говорю снова, несмотря на готовящуюся бурю. – Но ты все равно лучше.

Недоверчиво приподнимает бровь, потом, усмехаясь, откидывается на спинку дивана.

– А, – улыбается довольно, будто впервые собрал кубик Рубика, – это потому, что кольцо одно, а я могу купить таких множество.

Все, снова он король положения, гроза развеивается, не начавшись. Обнимает меня, подливает вино, и опять отшучивается, когда возобновляю вопросы. Да, был женат, да, любил, да, прошло. Как звали? Вот здесь настроение снова меняется.

– Тебе и правда интересно?

– Нет, – отпускаю и эту тему, потягивая вино.

Прошу немного рассказать о родителях, но Яр качает головой.

– Но почему? – удивляюсь я.

– Давай лучше о твоих.

– Моих? Мои самые обычные. Отец – шахтер, мать – строитель. – Он вдохновляется, я почти час болтаю без остановки, но в конце все равно возвращаюсь к началу. – А что с твоими не так?

– Все так, – после длительной паузы сдается, но говорит неохотно. – Умные, образованные, интеллигентные, очень состоятельные. Они дали мне все для успеха в жизни. Если хочешь, они стали моей отправной точкой.

– Ну? – подначиваю продолжить, но Яр зевает. Подозреваю, притворно зевает, потому что обычно он ложится гораздо позже, и засыпает не сразу.

– Ну что еще? – удивляется. – Сейчас они в Нидерландах.

– Отдыхают?

– Живут.

– Давно?

– Года два-три.

– А Егор?

– А Егор живет со мной, строит козни моей жене и вводит меня в траты.

Поражаюсь, как просто он говорит обо всем, потому что если перевести на мой язык, получается, что родители подкинули Яру своего младшего отпрыска, который обходится в копеечку, а сами беспечно так прожигают жизнь. Но больше меня удивляет намек мужа на некие траты.

– А я тоже тебе дорого обхожусь? – спрашиваю, затаив дыхание и мысленно подсчитывая, сколько потратил на свадьбу, а сама делаю вид, что ответ меня мало интересует.

– Конечно, – говорит Яр, и я уже вспыхиваю праведным гневом, когда чувствую поцелуй в шею и слышу смех.

– А, так ты пошутил?

– Ничуть, – дарит еще один поцелуй. – Я докажу тебе позже.

– Как?

– Позже.

– Сейчас.

– Нет.

– Почему нет? – размахиваю, как шпагой, бокалом.

– Я в прокуратуру не записывался, – отбирает бокал, ставит его на столик и все, не подливает, но и не возвращает, хотя вино в нем еще оставалось.

– Ни тайну узнать, ни напиться, – ворчу, но Яра мое недовольство не впечатляет.

– Думаешь, я тебя прячу от своих родителей? – ага, зрит в корень. – Они знают, что я женился, так что нет здесь никакой тайны, а моя работа… У меня есть несколько предприятий, которые приносят доход, я ни у кого не ворую – мне кажется, вот и все, что нужно знать моей молодой жене. Ты же не планируешь пристроить мне резюме по блату?

– А что, можно? – загораюсь я, потому что сидеть дома порядочно притомилась и потому, что у меня прекрасное настроение после слов Яра.

Он смеется.

– Я помню, что у тебя высшее образование, в курсе, что ты бойкая, но работать на меня ты не будешь.

– А что я буду делать? – дурачусь.

Задумывается. Серьезно задумывается, потому что молчит минут десять. А потом выдает:

– Хочешь руководить салоном?

– Каким салоном? – спрашиваю, а на душе уже как-то не хорошо.

– "Песком". Там как раз уволилась администратор.

Значит, он не просто поговорил с ней. На душе еще паршивей: не хочу, чтобы из-за меня кому-то становилось хуже. У человека может быть ребенок, которого нужно кормить, или муж, с которым они выплачивают кредит, или… Да масса вариантов, а я не хочу вбивать гвоздь в крышу чьей-то карьеры – как минимум.

– Ты уволил ее из-за меня?

– Я уволил ее, потому что она плохо справлялась со своими обязанностями.

– Значит, из-за меня…

– Значит, ты не слушаешь то, что я говорю, – строго внушает Яр. – На месте тебя и Ларисы мог оказаться совершенно любой человек, да, я мог не узнать, как ведет себя администратор, в обязанности которого входит удерживать и привлекать клиентов, а не выставлять их за двери. Но это оказалась ты и я узнал, вот и все.

– Но ведь сама я вряд ли могла стать клиентом твоего салона.

– Почему? – такое искренне удивление, тогда как ответ очевиден.

– У тебя, знаешь ли, там очень дорого.

– Да? – удивляется еще больше.

– Нет, ну для богемы в самый раз, наверное… я не знаю… но я…

– Надо пересмотреть цены, – выждав, когда я промямлю объяснения, говорит Яр. – Но ты права, салон не для бедных. Бедному человеку проще отращивать косы, – накручивает мои волосы на кулак, – а деньги потратить на продукты. Но он и не для богемы. Это средний уровень. По крайней мере, так изначально задумывалось. Иногда туда приходят барышни, которые не могут заработать даже на семечки, но у них есть тот, кто за все платит. Иногда клиентки в таких диких нарядах, что кажется, только что из рядов сэконд-хэнда, но ты бы, конечно, поняла, что одежда дизайнерская.

– Конечно, – киваю уверенно, – до агентства недвижимости я целых три месяца работала в бутике.

Уловив нотки иронии, Яр улыбается.

– А еще где?

– Много где еще, – так же, как он, напускаю тумана. – Но, думаю, что для молодого мужа знаний обо мне пока хватит.

– Как скажешь, – салютует бокалом, и отпускает мои косы, – у меня свои методы сбора информации.

У него, кстати, бокал, а у меня только он, и я обнимаю его двумя руками, удобно пристроившись на груди.

– Опять будешь пытать Ларису?

– С этим прекрасно справляется Стас.

И вот мы смеемся вдвоем, и почему-то ни капельки не обидно, что подруга падка на красивых мужчин. Она заслуживает немного счастья, и если я поучаствую в этом пусть даже косвенно…

– А он женат?

– Поздно встрепенулась, ты замужем.

– Да я не за себя переживаю.

– Твоя подруга нигде не пропадет, – уходит от ответа и думается мне, уходит потому, что там не все чисто, а не просто ответить лень. Достаю одним и тем же вопросом – держится, прибегаю к опробованному методу с поцелуями – вздыхает, но сдается. – Не женат, но я не думаю, что у него и твоей подруги может быть серьезно.

– Почему нет?

Опять долго отнекивается, пока я не обцеловываю все лицо и не спускаюсь к шее, и вообще я готова спуститься и дальше, но ведь в гостиной камеры.

– Лариса ему не подходит, – утешительно целует в уголок губ. – Стас ищет… такую, как ты.

– Как я? – переспрашиваю, а в горле ком. – Ну да, вам всем подавай по девственнице, а сами!..

– А сами, – перехватывает мои руки, прижимает к своей груди, – а сами делаем все, чтобы не только удовлетворить выбранную девственницу, но и обеспечить.

Он говорит тихо, не повышая голоса, но мне кажется, где-то вдали предупреждающе гремят барабаны. Он поднимается, подходит к камину, он в трех шага от меня, а мне кажется, между нами образуются горы и океаны. И так холодно, и так одиноко и так пусто становится, и так плохо… Мне так плохо, что я, подавив стон, сгибаюсь пополам, едва не расквасив нос, падаю на пол и сквозь приступы боли слышу родной, почти потерянный мною голос. Он волнуется, он зовет меня, зовет еще кого-то… Паника… Сильные руки… Мой любимый запах сандала с грейпфрутом… Не хочу его отпускать… Не хочу… Он уходит?..

– Не бросай меня, – не уверена, что он слышит, но снова улавливаю запах сандала и успокаиваюсь.

Мы едем… Нет, меня куда-то несут… Тепло, мягко, и так плохо… Так плохо, что… Ох, нет… стыдно…

– Уйди, – прошу его, но он рядом.

Спазм скручивает меня вновь, и я обнимаю холодную миску, пытаясь приложить ее ко лбу. Кажется, у меня температура. Кажется, я умираю. Кажется, я как Винни-Пух, переела, а теперь вот чуточку спухла… только никуда меня не несите больше, а то мне все еще дурно…

– Уйди, не хочу, чтобы ты видел…

И падаю в забытье, и знаю, что не уходит, держит за руку, кому-то настойчиво звонит и очень зло говорит в трубку. Оставляет в покое невинный телефон, чем-то прохладным обтирает мое лицо, и дышать легче. Постепенно в мой мир врываются голоса, и я могу различать их, и даже понимаю, о чем речь. Вот голос Яра, а вот кого-то незнакомого мне, кто садится на кровать, чем-то тарахтит, дает что-то выпить и долго молчит. Так долго, что я успеваю вздремнуть, потому что когда открываю глаза, незнакомца в комнате нет. Только Яр, окрашенный заходящим солнцем, и он так обвиняющее на меня смотрит, что натягиваю плед по самые глаза и подсматриваю из убежища.

– Больше никогда… – говорит он, не приближаясь и совсем не зло, а скорее взволнованно. – Больше никогда не пей на улице сладкую газировку! Обещаешь?

Киваю, поражаясь, как догадался, что буду молчать, пока он отдает приказы.

– А что, доктор приходил, да?

– Да.

– Повариха рада?

Я так хитро улыбаюсь, что Яр прекращает хмуриться.

– Я не проверял, но не слышал, чтобы доктор вышел из дома.

– Еще бы! – хихикаю, но вижу, что Яр невозмутимо серьезен. – А как бы ты, интересно, услышал? Ты же, по-моему, и не выходил из комнаты.

Он ждет, пока меня осенит, и я пытаюсь оправдать ожидания. Так, подумаем, камеры в нашей комнате нет, поэтому остаются "дятлы", которым не лень постукивать даже о моем платье.

– Спи, – предлагает Яр.

– Мне кажется, я уже выспалась. – Пытаюсь подняться и он тут же оказывается рядом, смотрит с немым укором в глазах, что сама не замечаю, как начинаю оправдываться: – Хочу помыться и зубы почистить.

Поднимает на руки, а взгляд предупреждает – только попробуй поспорить! Терпеливо молчу даже когда включает воду, раздевает меня, а пока чищу зубы, опускает в пенную ванну и раздевается сам. И вот здесь я тоже молчу, но терпение мое на исходе.

– Поторопись, – прошу его хрипло.

– Я уже мылся, – говорит он. – Так просто, посижу с тобой.

Ага, дам я ему отсидеться! Со мной – да, посидеть – да, но один из нас будет в движении, и так как мне еще совсем недавно было очень плохо…

Вода плещется на пол, Яр окутывает меня страстью, вынуждая хрипеть неразборчивую чушь, я так близко к тому, чтобы перейти за грань, и он почти на грани и подталкивает меня, подталкивает и зовет за собой, и я делаю шаг и…

– Ей что, все еще дурно?!

… И остываю мгновенно, услышав в двух шагах от себя детский голос. Прячусь за плечо Яра, а до него, кажется, только доходит, что в ванной у нас посетитель. Он оборачивается к ребенку, но прежде я вцепляюсь в него, чтобы не переборщил, чтобы не кричал, чтобы решил вопрос мирно. И он понимает мою просьбу, гладит по щеке, и говорит негромко и без злости, что мне хорошо, пусть мальчик не переживает, и будет еще лучше, если закончить лечебный массаж.

– Ага, – прыскает смехом мальчишка. – Я уже давно не маленький и знаю, что ты сейчас массажируешь.

– Егор, – вот теперь голос мужа звучит угрожающе.

– Я только не думал, что массаж, это, – мальчик брезгливо морщится, – так мокро…

Просить не приходится – сам закрывает дверь и уходит.

– Продолжим? – едва не мурлычет Яр.

И мы с удовольствием продолжаем, но за грань переходит один из нас. Мне постоянно кажется, что снова войдет Егор, и зажимаюсь внутренне, ничего не могу с собой сделать, несмотря на поощряющие слова мужа.

Но Яр если и разочарован, то не показывает этого.

Долго целует, пока не остывает вода, а потом вспоминает, что обещал мне доказать, как дорого я ему обхожусь и подхватывает, торопит, выталкивает из ванной. Тащит в угол, хитро улыбаясь.

– Неужели накажешь? – притворяюсь испуганной и повисаю клещом на предплечье – Позволь, я вымолю у тебя прощение!

Он удивленно оборачивается, в вечернем свете солнца его волосы отдают рыжеватым отливом, и все, мне и не нужно его разрешение!

Тяну за ворот его халата, тянусь сама и целую, жадно целую, так, будто не виделись год, так, будто умру здесь, на этом белом ковролине, в его комнате, если не поддастся на уговоры моих губ. И дико радуюсь, что ограничивается минутным замешательством, а дольше уговаривать не приходится.

Его халат распахнут, мой отброшен на ковролин. Яр подхватывает меня, прислоняет к стене, потом слегка смещается в угол, в тот самый, для предполагаемого наказания. И я так завожусь, что ничего не вижу, кроме пшеничных волос с рыжиной и темных глаз с искринками смеха; и ничего не чувствую, кроме рук, губ и рвущейся наружу страсти. Он мой. Он для меня. Он со мной. А я растворяюсь в нем, и уже вижу звезды и фейерверки, когда происходит дежавю…

– Я думал, вы закончили со своим лечебным массажем, а вы… – возмущается мальчик, отворачиваясь от нас, прилипших к стене. – Даже спокойной ночи вам некогда сказать!

Хлопает громко дверью и уходит.

– А говорят, что два раза в одну воронку… – Яр отпускает мои ноги, тяжело дыша, накидывает мне на плечи халат. – Ну и денек, – садится в кресло, усаживает меня к себе на колени, и мы оба пытаемся отдышаться от дважды прерванного марафона.

– Придется пожелать ему добрых снов, – хмыкаю я. – А то ночь впереди, а твой брат очень настойчив.

– Ты хочешь, чтобы это сделал я? – поражается он.

– А ты никогда этого не делал? – поражаюсь в свою очередь.

– Ну…

– Ясно. – Не хочу подозревать его родителей во всех тяжких, но думается мне, что и Яру никто не желал добрых снов. Объясняю, что ребенку надо говорить ласковые слова на ночь (пусть хоть так для начала) и что так принято, и что это как оберег от плохих снов. Слушает меня внимательно, кивает изредка. Тяжело выдыхает, решившись, и встает. Мне, соответственно, тоже приходится встать, потому что я у него на коленях.

– Зайду к нему, – говорит Яр, – а ты пока посмотри, что я имел в виду.

Ничего не понимая, иду опять в угол, а тот после легкого прикосновения распахивается, преобразуясь в гардеробную. Платья, свитера, яркие кофточки, обувь в коробках…

– Все твоего размера, – опережает вопрос Яр. – Новое, никто не носил.

– А если мне не все понравится? – спрашиваю осторожно, потому что уже вижу, как это дорого и не хочу, чтобы он спускал деньги в корзину, как свадебные платье.

– Я и не надеюсь, что тебе понравится все. Светлана еще слишком мало знает о твоем вкусе, поэтому и прислала эти кружева. Джинсы там тоже есть, – ободряет, – а что не понравится, она вернет в магазины.

Я уже веселее смотрю на все эти новшества и даже радостно повизгиваю, когда натыкаюсь на джинсы, майки, бриджи, рубашки, кеды, босоножки, и кружева не пугают ценой. Яр понимает, что мне есть чем заняться и уходит к брату. Возвращается быстро или я так увлеклась рассматриванием белья.

– Спасибо! – чмокаю его благодарно, а он довольный собой, важно кивает. – Ну как?

Он бегло осматривает меня, думая, что я в новинке, но потом понимает, что я о Егоре и успокаивается.

– Зашел, – говорит задумчиво, – пожелал.

– И? – ну вот все надо вытаскивать из него!

– А он мне сказал спасибо. – И смотрит растерянно. – Не пожелал, мол, и тебе того же, не удивился, что я вообще пришел. А серьезно так говорит: спасибо.

– И что тебя не устраивает?

– Ты тоже сказала мне спасибо.

– Ну да, – соглашаюсь, а понять пока не могу.

– Но я ведь ему ничего не купил! А такое ощущение, что у нас товарно-денежные отношения!

– Ну знаешь… – отхожу к окошку, потому что фраза меня задевает. – Надо ребенку не раз в пятилетку желать добрых снов, когда он думает, что выклянчил у тебя это. И не будет его "спасибо" напоминать товарно-денежные отношения. От чистого сердца делать надо.

Стою, пыхчу втихаря, и не оборачиваюсь, когда он подходит.

– Прости, – говорит покаянно, – я все понял.

И я оборачиваюсь, потому что не злюсь больше и потому, что прощаю. И еще есть причина, о которой не хочу даже думать, но она настойчиво влезает в мои размышления, заполняет собой все мысли и делает на душе смуту…Такую смуту, что даже когда легли в постель, Яр после событий долгого дня уснул быстро, а я все думаю, думаю, кручусь, кручусь и ни в одном глазу.

Но я виню во всем чай. Если бы не он, выспалась бы, голова к утру просветлела и выбила из мыслей дурь, потому что это неправильно и действительно глупо…

Так не бывает, не должно быть, не со мной – это точно.

Переворачиваюсь на другой бок, лицом к мужу, рассматриваю его в тусклом свете луны. Просто закон притяжения, убеждаю себя, он – мой первый мужчина и он такой… Мои пальцы скользят по его груди, обводят темные соски и возвращаются к сердцу. Узнать бы его чувства и тогда в свои можно окунуться, а так…

А какие мои?!

Притяжение, притяжение, естественное притяжение – разучиваю новую мантру, и со временем начинаю сама себе верить. Самовнушение – великая вещь, вот если бы Лариса убедила себя, что встретит мужчину, мечтающего о такой жене, как она, не пылилось бы в шкафу свадебное платье…

О, замечаю, хорошо, что я переключилась на кого-то другого, потому что думать постоянно об одном человеке, да еще о чувствах к этому человеку, да еще когда не знаешь, что он чувствует к тебе…

Ну вот, опять…

Вздыхаю, отворачиваюсь к стенке и уже почти отвлекаюсь и почти и не думаю о мужчине, лежащем рядом, но вдруг чувствую, как его рука ложится на мой бок, и… снова по новой… думаю только о нем.

Усну я этой ночью или нет?!

Яр прижимается ближе, словно чувствует мое раздражение, его ровное дыхание убаюкивает и я начинаю теряться в закоулках долгожданного сна. А все-таки вечер был удивительным, размышляю сонно, и взгляд Яра, и улыбка, и ужин при свечах стоили того, чтобы так долго ворочаться. И Егор вел себя паинькой. Временно, не думаю, что один поход в парк создаст из воздуха дружбу, но ничего, теперь я знаю, за что стоит бороться…

Точнее, за кого…

Мое отравление чуть подпортило вечер, но зато никто не сидел без дела, столько внимания, столько заботы… хоть иди и завтра опять травись стаканчиком газировки… Хорошо, Егор в парке не пил, а то Яр замучился бы с тазиками между нами бегать…

Спать! Все, спать!

Какой из меня борец? Хихикаю втихаря. Борец никакой, по крайней мере, в открытую, потому что уверена: проиграю и сдамся противнику при малейшей угрозе пыток. Я – женщина. Я – мирный воин. Но кое-кому, если очень попросит, позволю взять себя в плен…

– Яр?.. Ты спишь, да?

Он сонно мычит.

– А, может, вернешь администраторшу в салон, а?

Переворачивается на другой бок.

– Это расценивать как "нет"?

Молчит, но я прислоняюсь к нему, глажу его плоский живот и жду. Не напрасно жду, потому что минуты через две он то ли вспоминает вопрос, то ли успевает его обдумать, то ли просто мечтает, чтобы его оставили в покое, и сонно говорит:

– Хорошо, я подумаю.

Пытаюсь отодвинуться – неа, держит мою руку, значит, не хочет, чтобы оставила его в покое. Значит, всерьез обдумывал. Радуюсь так, будто это меня на работу взяли, хотя по сути упускаю отличный шанс сменить плавно-размеренную жизнь на что-то новенькое.

– Яр, – я даже подскакиваю, вспомнив об одной важной детали. – А врач ушел или еще нет?

– Спи, – смешок. – Какая тебе разница?

– Ну как же, – говорю, – посторонний человек в доме…

– А еще водители, охранники, повариха… – Переворачивается ко мне, устраивает у себя под мышкой и шепчет сонно в волосы: – Медом пахнешь… вкусно…

Прислушиваюсь к его мерному дыханию и тоже позволяю пленить себя сну, не догадываясь, что уже завтра вспомню добрым словом размеренное уныние и что хочу или нет, а меня втянут в войну, в которой я буду вовсе не миротворцем…

Загрузка...